Когда спадёт жара...

А мне понравилось. КОГДА СПАДЁТ ЖАРА... - Слышь, лейтенант, ты теплую водку любишь? – спрашивает у молодого офицера командир. -Нет, -отвечает лейтенант, подозревая скрытый подвох. -Отлично! А потных женщин любишь? -Нет… - еще более неуверенно мямлит «летёха». - Ну вот и хорошо! Поедешь в отпуск в ноябре!.. * Терпеть не могу жару. Это при том, что половину жизни я прожил в Крыму, да еще помотался по экзотическим странам, после которых зной Тавриды кажется слякотной питерской осенью. Выходит, виной тому мои «северные гены»? Так и не привык… В советские годы в Севастополе военного человека иронически называли «ангиной». Почему? Представьте: жара за 35, а на тебе черные шерстяные брюки и форменная рубашка с длинным рукавом, в которой хлопка от силы процентов пятнадцать, а все остальное «стекло» (душная синтетика). Рубашку даже в зной положено было застегивать на все пуговицы и затягивать черным галстуком-удавкой, от которой першило в горле… В общем ангина и есть! Удивительно, но для Заполярья, Балтики и Черного моря летняя форма одежды была абсолютно идентичной. Парниковый эффект в такой одежке был отменный. Рубашки натирали подмышки и ломались от соли на спине, соль проступала на брюках и на галстуке, стирать форму приходилось буквально каждый день. А главное – плетешься в конце рабочего дня по Большой Морской, пот стекает струйками по спине, выступает на груди, струится из-под козырька фуражки на лоб, затекает в глаза… А навстречу по тротуару – девушки, девушки, девушки – загорелые, длинноногие, в легких полупрозрачных сарафанах под которыми юные грудки трепещут «как пойманные форели». Девушки смотрят игриво на молодых офицеров, а у «ангины» на уме одно –дотащиться до дома, сбросить мокрую соленую шкуру и встать под ледяной душ. Можно, конечно, присесть в многочисленных уличных кафе, освежиться холодным пивом или минералкой со льдом, но проходит минута и все выпитое проступает противными липкими каплями между телом и несвежей одеждой. Пробовал. Нет уж, увольте! Когда же наконец в недрах минобороны сжалились и ввели для нас летние рубашки из того же стекловолокна, но с коротким рукавом и без галстука, я был уже подполковником… А ныне смотришь на ребят в форменных рубашках из тоненького хлопка и завидуешь искренне, как завидовал товарищ Сталин товарищу Рокоссовскому! Но это были «цветочки» в сравнении с жарой Афганистана, Анголы, Эфиопии, Сирии… Лежим на пляже острова Нокра. Воздух плюс пятьдесят, вода – плюс тридцать два градуса. Рай, но проходит час и плавать не хочется. Не бодрит. Однажды прочел, что в Красном море немецкая пловчиха получила шок от… переохлаждения! Вода – плюс тридцать, температура тела – 36,6, время пребывания в воде – тридцать восемь часов. Девушка мечтала попасть в книгу Гинесса… В тесных каютах наших кораблей не было кондиционеров, а пресную воду выдавали из расчета по литру на брата в сутки. В душевые подавали противно-соленую забортную океанскую воду, от которой на теле тут же образовывалась корочка соли. В умывальнике нашей каюты жил краб-отшельник и воинственно щелкал клешнями под гул перегретого вентилятора. Однажды в Средиземке мы пересеклись с подводниками северянами, врачом на той «северной» подлодке оказался мой однокашник Женька, и я пригласил корефана в гости. В каюте было плюс сорок восемь по Цельсию, Женька прибыл с консервами и трехлитровой банкой спирта. В конце уик-энда мне очень захотелось умереть. Со временем приходилось бывать на приемах на французских, итальянских и американских военных кораблях, у этих ребят даже в гальюнах работает «кондишэн» и виски со льдом идет на русское «ура» и джин с ледяным тоником. Однако, выходишь на палубу и… В Афгане, под Кандагаром, пришлось экстренно запрыгивать внутрь бэ-тэ-эра… Снаружи – плюс шестьдесят, в броне – за семьдесят… - Сидеть, доктор! – коротко рявкнул брутальный комбат на мою попытку выглянуть наружу, - Пулю захотел? Когда в бронированной «духовке» начинают закипать глазные яблоки, невольно хочется, чтобы прилетела спасительная пуля и мучения прекратились… Как там у моего товарища, поэта Вити Верстакова: Опять жара за пятьдесят. Пески взметнулись и висят. Ты лезешь в бронетранспортер, Как в полыхающий костер… Так оно и было… Зато в каждой «афганской» части была своя сауна с артезианским бассейном. Останавливаешься на ночлег и тебя тут же приглашают. Парилка –плюс сто двадцать, не меньше, следом –ледяная купель. Заход, второй, пятый… и чувствуешь, что еще поживешь. Выходишь из бани в азиатскую ночную прохладу, в каких-то плюс тридцать семь или сорок, и с удивлением замечаешь, что не потеешь под лохматыми южными звёздами. Нечем потеть! Сосед Вова Эйнштейн говорит, что бабаи (азиаты) обожают в солнцепек сидеть под чинаром в теплых халатах и «гонять зеленые чаи». Пожил и я «бабайской» жизнью –помогает! Насчет «потных женщин»… Помню как обнял душной экваториальной ночью прильнувшую медсестру-африканку. В ветвях деревьев похохатывали обезьяны, в глубине чащи кто-то кого-то с рычанием кушал… От женщины вдруг пахнуло таким диким, пряным, таким нашатырным мускусом, что я ощутил себя на нижней ступени человеческой эволюции. И… остро захотелось в дождливый октябрьский Ленинград… Элитные танцовщицы из Гамбии муксусом не воняют и кожа у них под ладонью напоминает тело дельфина, но это было много лет спустя, такие девушки недоступны «младшим офицерам»… На дизельной подлодке «шестьсот тринадцатого проекта» у врача не было ни собственной каюты, ни даже амулатории. Операционная, при необходимости, разворачивалась прямо в кают-компании, здесь же, на дерматиновом диванчике было мое спальное место во время корабельной стажировки. Стояла адская жара и просыпаясь, я неизменно обнаруживал под собой на дерматине лужицу пота... Вместо воды для умывания выделялись ватные тампоны, смоченны спиртом. Моряки умудрялись использовать их, как жвачку... Жарким июльским я возвращался домой после суточного дежурства. Инструкция предусматривала «вахтенному» офицеру возможность отдыхать ночью, «не снимая снаряжения и не раздеваясь». В изрядно примятой, пропитанной потом стеклянно-шерстяной форме. я чувствовал себя отвратительно. В этот миг меня притормозила очень красивая девушка. Кажется, она спросила, как пройти к древнему Херсонесу. Вопрос был нелепым — руины древнего городища были в каких-то ста метрах. Отвечая милой девчонке, я думал лишь о том, как недостойно я выгляжу... Естественным желанием при этом было как можно скорее попрощаться. - Погодите! - воскликнула девушка, когда я уже собрался продолжить свой путь, -Погодите! Ведь вы очень не хотите уходить... Ведь не хотите? Ну, товарищ капитан?!.. С тех пор у меня в кабинете всегда висел комплект чистой и выглаженной летней формы,но такой девушки до конца службы я больше встретил... Много лет подряд я приезжал в Крым в конце августа, ближе к традиционной пересменке погоды и оставался весь бархатный сезон, порой «до первого снега». В августе еще жарко и в подъездах «хрущевок» распахнутые двери прикрывались марлевыми пологами. Пахло малосольными огурчиками, вареньем, молодым вином и голова шла кругом, пока восходил к себе на пятый этаж. Неужели так пахнет в салоне машины времени? Балкон моей съемной квартирки был заплетен созревающей изабеллой, а окна заклеены фольгой. Южный отдых грешен. Ему не нужен яркий солнечный свет. В такой квартире останавливается время, исчезает грань между ночью и днем, и пока не спадет жара, приходящие ко мне подружки еще в прихожей сбрасывали одежды. Каждое восхождение на пятый этаж, заканчивалось холодным душем и долгим лежанием под стареньким вентилятором. Плоская гудроновая крыша хрущевки, казалось, вот-вот расплавится и протечет в квартиру черным смоляным адом. В тот день я затеял мальчишник с местными бардами и с утра таскал в квартиру продукты и напитки… Термометр показывал шестьдесят градусов на солнце. Почти как в афганской пустыне! Казалось, что раскаленные металлические гаражи и мусорные контейнеры, отапливают этот город, как радиаторы отопления. Сначала я притащил две полные сумки овощей и полчаса отдыхал… Потом – две сумки фруктов, сыров и мясных деликатесов… и, наконец, десять бутылок шампанского, столько же «флаконов» ризлинга и алиготэ. Разместив покупки в холодильнике, принял душ, переоделся и отправился в город пообедать. Спустившись до третьего этажа, я вдруг почувствовал, что… умер. Сначала в голове лопнул яркий оранжевый шар, заполняя ядовитым туманом весь черепной свод. Сил хватило только опуститься на ступеньки лестничного пролета и прислонится спиной к стене… Окружающий мир полностью растворился в оранжевой субстанции. Я перестал различать свет, запахи и звуки… Наконец из апельсинового омута вырисовался циферблат наручных часов. Судя по расположению стрелок, я просидел на лестнице тридцать пять минут. Сил хватило лишь на то, чтобы осторожно подняться обратно в квартиру, смочить холодной водой простыню и завернуться в импровизированный саван… В тот вечер среди моих гостей был врач-невролог. - Может прямо сейчас ко мне на коечку? –ласково предложил доктор. - Не дождешься! – отпарировал я, однако весь следующий день не выходил из квартиры. Надрывно гудел старенький вентилятор, фольгированная комната хранила полумрак, однако стоило лишь высунуть нос на балкон, как в голове, будто в электрическом чайнике, начинали закипать оранжевые пузырьки. Чтобы ни с кем не общаться, я выключил телефон, а вечером все же отправился в город поужинать и вернулся домой на такси почти в полночь с двумя бутылками ледяного брюта в руках. Площадка третьего этажа была застлана чистой скатертью, на которой сидели по-турецки две загорелые девушки лет двадцати пяти. Они пили кофе из стильных фарфоровых чашек. Судя по приоткрытой двери одной из квартир, к соседке пришла закадычная подружка, но жара выгнала их на лестницу. Я пожелал девчонкам приятного кофепития и поднимаясь по лестнице, услышал вслед: - Вот заехал на пятый этаж приятный мужчинка, а до сих пор не проставился… В ту ночь мы спускались за шампанским еще три раза… - Хочешь незабываемого крымского приключения – не закрывай дверь, - шепнула моя соседка, уходя провожать подругу на такси. Все, что было потом мне приснилось или произошло наяву? Жара, однако… Спустя год я приехал в Крым и жил уже в другой квартире с георгинами, астрами и хризантемами в палисаднике под окном. В жаркий День Знаний, меня «раскрутили» во дворе на шампанское три юные лицеистки. - Проси взамен, чево хош! – с игривым подтекстом воскликнули студентки, опустошив пять бутылок ледяного игристого вина. В смысле «чево хош» я был в тот день сыт, как питон, проглотивший свинью, а потому выдал девчонкам тяпки- грабельки из хозяйкиной кладовки и попросил убрать цветочную клумбу. «Как вам это удалось?!..» – изумилась соседка – педагог на пенсии. Той же ночью закончилось жаркое лето и почти неделю за окнами бушевал шторм. Как там у моего друга Коли? Мой друг потратил жизнь бродя от дома к дому. Опомниться ему пора и не пора… Но что такое жизнь? Все будет по-другому, Когда спадет жара, когда спадет жара… Действительно, «но что такое жизнь»? Мой друг -профессор и большая умница, молвил однажды, что, как ни крути, а смысл человеческой жизни состоит в получении удовольствия. Удовольствия могут быть не только «пищевыми» и «половыми», но и эстетическими, например от творчества, работы, от созерцания прекрасного... Удовольствия могут быть примитивными и даже низменными, что не снижает их ценность для отдельно взятого индивидуума. Так, цивилизованная девушка и девушка-дикарка ценят свои прелести одинаково,но распоряжаются ими по разному. Пока человек получает удовольствие от жизни «здесь и сейчас», он счастлив... Если с удовольствием вспоминают прошлое -значит жизнь прожита не зря... С возрастом у мужчины появляется возможность платить за удовольствия -дорогие, но предсказуемые... Теперь, приезжая на юг, я снимаю квартиры с коондиционерами, наслаждаясь струящейся в квартиру прохладой, когда за окном сорок по Цельсию... Почему же тогда ночами возникает щемящая тоска по раскаленному чреву бронетранспортера и лужице пота на дерматиновом диванчике в кают-компании дизельной подводной лодки, по стареньким вентиляторам, по «стеклянной» офицерской рубашке с галстуком-удавкой, по подъездам хрущевок, раскрытые двери которых источают запахи домашнего вина и солений, и бронзовым девчонкам, гоняющим полуночные чаи на лестничной площадке? Почему нынешние удобства порой так хочется поменять на «неуютное» прошлое? Почему в жару, тоскуешь по моросящему питерскому дождику, а в затяжную балтийскую слякоть - по раскаленной гальке Яшмового пляжа или Ближака?.. ...Ни времени, ни сил, и всё давно знакомо - И будних дней лафа, и завтра -как вчера... Прощай моя печаль, всё будет по другому Когда спадет жара, когда спадет жара... Владимир ГУД